Клара кивнула и мягко перевела разговор обратно к звонку Эндрю. Оставшееся утро она уточняла и собирала детали: было ли в машине жарко, какая температура была на улице, включала ли Лейла кондиционер, сколько слоев одежды на ней было надето, снимала ли она что-нибудь с себя, потела ли, открывала ли окно.

Лейла понимала, какого результата добивается Клара: доказать, что, даже если в самом деле Лейла оставила Макса в машине намеренно, она не обязательно понимала, что такая жара может его убить. Лейла отвечала на поток вопросов с тихим стоицизмом: гордая осанка, но печальный голос.

Наконец Клара подобралась к финальному вопросу:

— За всем этим мы забыли о том, что вы и сами потеряли любимого и близкого вам человека. Что вы чувствуете сейчас?

Лейлу вдруг резко покинули силы — так посреди экрана старого телевизора за мгновение до полного выключения расползается пятно. Она понимала, чего хочет от нее Клара: выражения великой скорби. Но эта скорбь по праву принадлежала Ясмин, Лейла не могла отнимать ее у сестры. Она не могла посметь безутешно оплакивать Макса на глазах у его матери; не могла рассказать присяжным, что эта смерть изменила силу притяжения и Лейла теперь все время с трудом стоит на ногах. Ее боль была личной, бессловесной, как секретный ручей в темном овраге, который временами льется тонкой струйкой, а временами обрушивается селевым потоком. Лейла не могла выразить удушающую боль от того дня, когда Макс спросил у нее: «У тебя дома есть ребенок?» А ведь теперь ее ответ совпадает с ответом Ясмин: «Нет». У младшей сестры дома тоже нет ребенка, потому что Лейла убила его.

— Это самое худшее из всего, что со мной случалось в жизни, — тихо ответила она, глядя на присяжных. — Боль от потери родного человека сильна, но если ты сам стал причиной его гибели, это… это невыносимо.

Клара кивнула.

— Спасибо вам за искренность. — Она еще секунду изучала Лейлу взглядом, потом отвернулась, решив, что дальше мучить подзащитную опасно. — У меня нет больше вопросов, ваша честь.

Эдвард Форшелл вышел из-за своего стола, прищурив глаза. Лейлу испугал его новый образ. До сих пор он играл роль доброго покровителя, мягко задавая свидетелям вопросы, пытаясь добраться до истины. Теперь же обвинитель выглядел агрессивно, будто гадюка, которая собирается броситься на жертву.

— Мисс Саид, у вас нет комплекса суперженщины?

Она непонимающе уставилась на Эдварда:

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

Он раздраженно взмахнул рукой, будто объясняя азбучные истины:

— Комплекс суперженщины. Женщины, которая всего добилась. Неуязвимой. Усердной и упрямой, которая никогда не останавливается на полпути. Вы узнаете себя?

Лейла старалась игнорировать тон Форшелла, говорившего чересчур цинично, жестко, надменно.

— Нет, не узнаю, — ответила она. Клара требовала, чтобы она отвечала коротко и вежливо; не велась на драматические уловки обвинителя.

— Нет? — повторил Эдвард скептически. — Так это разве не вы разъезжаете по школам с лекциями о том, как стать успешной предпринимательницей?

Лейла долго подбирала ответ, чтобы избежать иллюзии, будто ей польстил вопрос обвинителя.

— Я даю лекции в школах, это правда.

— И во время этих лекций вы представляете себя как успешную женщину, не так ли?

— Да, но я…

— Вы умеете принимать тяжелые решения, ведь так, мисс Саид? — перебил ее Форшелл. — Именно поэтому вы смогли оставить Макса одного и пойти в супермаркет той ночью?

Лейла ощутила жар на щеках и взмолилась, чтобы никто не заметил ее смущения.

— Я не оставляла его одного. С ним был мой супруг.

— Если так, почему он не присутствует здесь, чтобы подтвердить это перед присяжными?

Лейла проглотила резкий ответ: «Обратитесь к моему адвокату».

— Простите, я не знаю. — На этот счет Клара успокоила ее: если Уилл не явится в суд для дачи показаний, присяжные не могут на этом настаивать, поскольку они с Лейлой до сих пор официально в браке. Он согласился помочь, но еще неизвестно, что щегол вроде Уилла может случайно вытворить на публике. Ее муж слишком любит внимание.

Эдвард задумчиво поднял бровь.

— Подозреваю, что мы никогда этого не узнаем. — Потом он резко сменил курс: — У вас есть дети, мисс Саид?

— Нет, — спокойно ответила она.

— Таким образом, вы все же не вполне укладываетесь в образ суперженщины, да?

— Но я никогда…

Эдвард опять ее перебил:

— Таким образом, хотя вы позиционируете себя как успешную женщину, женщину, которая достигла всего, на самом деле есть кое-что, чего вы не добились. Вас это расстраивает?

Лейла пыталась разгадать, где именно в этом вопросе кроется подвох.

— Не думаю, что есть люди, которые добились вообще всего.

— Ясмин добилась, — отрезал Форшелл. — У нее был прекрасный ребенок, любящий муж, красивый дом, интересная работа.

— Она ненавидела свою работу, — едко возразила Лейла, тут же пожалев о своей резкости.

— Ах, вот оно что! — воскликнул обвинитель. — У Ясмин есть все, кроме одного: любимой работы. И в этом вы одержали над ней верх, не так ли? — Он не стал дожидаться ответа от Лейлы. — Ваша работа — единственное, что вы можете предъявить сестре и сказать: «Я лучше тебя».

— Неправда.

— А вот и правда! — рявкнул Форшелл. Скажите, ваш супруг живет с вами?

Лейла захлопала глазами.

— Нет.

— Почему?

— Мы расстались.

— Почему?

Лейла хотела было крикнуть, что это не его дело, но Клара настаивала, что нельзя позволять Эдварду втягивать себя в конфликт.

— По разным причинам, — ответила она.

— Каким, например?

— Мы не можем иметь детей, и это оттолкнуло нас друг от друга.

— Ого, — удивился Форшелл, будто и в самом деле впервые об этом узнал. — Долго вы пытались забеременеть?

Лейла сжала руки.

— Семь лет.

Она услышала изумленный вздох и подняла глаза, встретившись взглядами с одной из присяжных: блондинкой чуть за тридцать. Лейла видела в ее лице не сочувствие, но страх, будто та боялась заразиться от нее этой неудачей, просто находясь в одном помещении.

— Мы не могли зачать ребенка, поэтому стали пробовать ЭКО.

— Сколько раз? — дотошно поинтересовался Эдвард.

— Пять.

— Таким образом, вы не добились успеха в браке, как и в материнстве. Единственное, в чем вы успешны, это работа. Можно утверждать, что она важна для вас? — Поскольку Лейла молчала, Эдвард подтолкнул ее к ответу: — Мисс Саид?

— Да, — произнесла Лейла. Грудь будто сжимало железным обручем. Эдвард Форшелл вытаскивал на свет все то, что она оплакивала в темноте ночи. Несмотря на роскошный дом, стильный автомобиль и сияющий кабинет, люди теперь видели зияющую пустоту в ее жизни.

— Вы чувствуете себя несостоявшейся как женщина, поэтому каждый раз, когда дело касается работы, вы прилагаете все усилия, чтобы добиться успеха. И в тот момент, когда перед вами встал выбор: отвезти Макса в детский сад и потерять сделку века или оставить его в машине перед офисом, вы выбрали второе. Я не прав?

— Это не так.

— Поэтому вы поставили в тот день на первое место себя?

— Нет. — Лейла ощущала ручейки пота в ямках под коленками.

— Все факты налицо: вы женщина, умеющая делать сложный выбор. — Форшелл обвел рукой зал. — Мы все слышали о ваших поступках. У вас случился выкидыш прямо на рабочем месте, и пять минут спустя вы продолжили переговоры. Вы оставили свою сестру одну, когда та была ребенком. Вы поступали так, как нельзя было поступать, и знали об этом, но выбирали работу. Ведь так?

— Я…

— Вы намеренно оставили Макса в машине, так?

— Нет.

— Вы понимали, что на улице чертовски жарко, и заперли ребенка одного в машине.

— Нет.

— Вы знали, как любой вменяемый человек, что мальчик легко может погибнуть от жары, и тем не менее оставили его в автомобиле.

— Нет.

— Да.

— Нет!

— Нет, вы оставили его! — взорвался Эдвард. — Вы оставили Макса. Оставили преднамеренно, зная, что он может погибнуть. И он погиб. И это делает вас виновной. Вы виновны в совершении преступления, мисс Саид.