— Ты не посмеешь, Уилл, — произнесла она холодно. — Ты, мать твою, не посмеешь.

— Ты думаешь, я просто разыгрываю театр? Думаешь, я притворяюсь? — Уилл сжал кулаки. — Разве ты не помнишь, как меня накрыло тогда?

Лейла ничего не ответила. Она, конечно, прекрасно помнила. Это произошло в прошлом году промозглым октябрьским утром. Они согласились присмотреть за Максом, поскольку Эндрю и Ясмин были приглашены на свадьбу. Упаковав малыша в синее пальтишко и красные штаны на подтяжках, они втроем поехали в Музей естественной истории на другом конце города. Пока Лейла стояла в долгой очереди за билетами, что-то привлекло внимание Макса, и он схватил Уилла за руку:

— Папа, папа, смотри!

Уилл встретился взглядами с женой, и между ними проскочила болезненная искра — напоминание о той жизни, которой у них никогда не будет. Уилл тогда схватил Макса на руки и понес к объекту интереса, восторженно о чем-то болтая с ребенком, но в ночь после этого прижимался к спине Лейлы, едва сдерживая рыдания. Она пыталась повернуться к нему лицом, но муж слишком крепко обнимал ее. Она так и лежала с открытыми глазами в темноте спальни, дав Уиллу шанс выплакать свое горе.

На следующий день Лейла впервые предложила взять ребенка из детского дома, но ее ждал решительный отказ. Уилл заявил, что хочет растить собственного ребенка и усыновление его не удовлетворит. Лейла не могла принять такого решения, и с тех пор начались долгие месяцы разлада. В каком-то смысле момент, когда Макс сжал своей ладошкой руку Уилла, стал началом конца их семьи.

— Я помню, — ответила Лейла. — Но почему тогда не быть честным? Если тебе больно, значит, тебе больно. Откуда этот язвительный цинизм в твоей колонке?

Уилл развел руками:

— Я ничего такого не имел в виду.

— Имел, Уилл. Имел, ведь ты больше всего на свете боишься, что твой образ мачо хоть на минуту приобретет человеческие черты и твои друзья по социальным сетям увидят в тебе нечто живое!

— Да брось, Лейла.

— Ответь мне тогда на один вопрос: точно зная, что ты натворил, точно зная, как мне больно от этого, — если бы повернуть время вспять, ты все равно написал бы ту статью?

Уилл шумно выдохнул:

— Я не знаю, что ответить.

— Нет, Уилл, знаешь, — прошипела Лейла. — Ответить на этот вопрос очень просто, и если ты этого не понимаешь, какого черта ты делаешь в моем доме?

Он сомкнул ладони в умоляющем жесте:

— Если бы я знал, что могу из-за этого тебя потерять, я бы никогда не написал статью. Успокойся, Лейла, мы же команда.

— Мы больше не команда, Уилл. Все, с меня хватит. — Лейла снова попыталась пройти мимо, но Уилл схватил ее за запястье. Его порыв, знак собственничества, вызвал в ней ярость. Повернувшись, Лейла с силой оттолкнула мужа. — Усвой одну вещь, Уилл. Этот дом больше не твой. Тебе запрещено приходить когда вздумается. А я тебе больше не жена, и не смей ко мне прикасаться без разрешения.

Он не опустил взгляд.

— Я, возможно, здесь и не живу, Лейла, но это по-прежнему мой дом, а ты по-прежнему моя жена.

Она вызывающе вскинула подбородок.

— Значит, настало время подавать на развод. — Ее слова прозвучали как объявление траура, требующее немедленной тишины.

— Ты этого не сделаешь, — произнес Уилл еле слышно, почти шепотом.

— Тогда только тронь меня — и выяснишь, вру я или нет, — угрожающе процедила Лейла. Их разделял всего шаг, и в гнетущей тишине ей и впрямь на одну ужасающую секунду показалось, что Уилл ее сейчас схватит. Но чувство собственного достоинства взяло в нем верх, и он отступил.

— Не отказывайся от меня, Лейла.

— Ты знаешь, где выход, — бросила она.

Обойдя бывшего супруга, Лейла взбежала по лестнице и заперлась в спальне, полная злорадного удовлетворения, но все-таки вздрогнула от грохота закрывающейся двери, внезапного, как захлопывающийся капкан.

Шепарда весь день мучило тягучее предчувствие — будто легкая тошнота глубоко внутри. Предчувствие пульсировало в голове на протяжении утренней летучки, спутывало мысли весь день и вот теперь окончательно добило к вечеру. Когда за окном погас дневной свет и отдел опустел, Шепард сел за свой стол и стал внимательно пересматривать каждый лист в папке, пытаясь понять, что он мог упустить. Отхлебнув кофе, он с отсутствующим видом передвинул чашку подальше, чтобы не заляпать фотографию Лейлы. Чуть раньше один из коллег остановился у него за спиной, привлеченный изображением молодой женщины.

— Кто тут у нас? — с намеком протянул он.

— Тут у нас нарушитель, — отрезал детектив. Он знал, что все в отделе считают его занудой, но редко позволял себе ввязываться в обмен шутками. Еще в начале своей службы в полиции Шепард познакомился с неформальным сокращением ВИЛФ [3] , которое старшие коллеги часто использовали. Большинство из них не боялись произносить его вслух, например: «Десять из десяти по вилфометру!» А пара человек, бравируя, даже писали аббревиатуру в отчетах, а на резонные вопросы начальства придумывали невинные расшифровки наподобие «вероятность использования ложных фактов». С тех пор в отделе криминальных расследований произошли громадные изменения, но офицеры по-прежнему нарушали все запреты: разглядывали личные фото свидетельниц на «Фейсбуке», врывались к ним домой в неурочный час с якобы важными вопросами. Шепард и сам так делал с матерью Коры много лет назад, но твердо выучил урок и зарекся повторять ошибку.

Схватив фотографию Лейлы, детектив убрал ее на дно папки. Все улики приведены в порядок, но делу далеко до закрытия. Обвинение обнаружило новые существенные факты: в детстве Лейла оставляла Ясмин в одиночестве; отвела Макса к врачу, притворяясь его матерью; умудрилась продолжить видеоконференцию, несмотря на выкидыш. Все эти факты рисовали обвиняемую в новом свете, как холодную, расчетливую, противоестественно бесчувственную женщину. Но суд показал и другую ее сторону: любящую тетушку, увлеченно занятую развитием племянника, загруженную работой бизнес-леди, которая тем не менее находила время для игр с ребенком. Да, она иногда оставляла племянника наедине с телевизором, но это вряд ли тянет на проступок. Обвинителю придется копать глубже.

Шепард пролистал расшифровку интервью с Дженнифер Ли в надежде за что-нибудь зацепиться. Там было слово «придушить», но любой присяжный, имеющий детей, поднимет такое обвинение на смех. Следующие пару часов детектив заново просматривал расшифровки и видеозаписи. Наконец он достал из шкафа коробку с неиспользованным материалом и вывалил содержимое на стол. Команда обвинения уже много раз проверяла эти бумажки, но Шепард был в курсе, насколько ребята перегружены. Пусть он не осмелился бы сказать им такое в лицо — он ведь всего лишь скромный коп, — но они имели обыкновение упускать важные детали.

Детектив продирался через кучу макулатуры: телефонные счета Лейлы, список ссылок в интернете, по которым она переходила, отправленные ею письма, загруженные в соцсети фотографии. Сотни страниц бесполезного хлама. Шепард выудил очередное фото: здесь Лейла стояла на сцене, подняв руки, будто командовала армией. Все в ее образе говорило о власти: темно-красный оттенок платья, строгая прическа, точеная талия. Часто ли ей приходится посещать фитнес-зал? Пролистав личное досье, Шепард обнаружил, что она занимается бегом. Приводилась распечатка данных ее бегового приложения. Ежедневные тренировки по четкой программе: пять минут разогрева, пять минут кардио, полчаса высокоинтенсивных интервальных упражнений, пять минут расслабления. Лейла и впрямь во всем стремилась к вершинам. Шепард просмотрел ее расписание и выбрал самые частые остановки. Пять наиболее посещаемых мест: дом, офис, дом ее сестры за углом, супермаркет на соседней улице и «Сиам», скромная закусочная рядом с ее работой. Дальше детектив проверил информацию, касающуюся посещения Лейлой дома Ясмин. Обычно сестры виделись по выходным; этот ритм нарушался иногда визитами в середине недели — видимо, тогда Лейла присматривала за Максом, обычно поздними вечерами или в нерабочие дни. Оказывается, Лейла сидела с племянником по меньшей мере раз в неделю — Ясмин слукавила, когда давала показания. Могло ли что-то на протяжении многочисленных визитов к сестре продырявить непробиваемую броню чудо-женщины?