— Мисс Ли, вы упомянули, что Лейла покупала Максу развивающие игрушки и книги. Насколько часто?

— Ох, постоянно. Думаю, каждую неделю.

— Что это были за игрушки?

— Наборы юного химика, головоломки, мозаики, лабиринты. Любые забавы, заставляющие ребенка думать.

— То есть она была заинтересована в развитии Макса и надеялась, что он вырастет счастливым и всесторонне успешным молодым человеком.

— Да.

— Они занимались развивающими играми вместе?

Дженнифер улыбнулась:

— Да. Он обожал научные эксперименты и прямо-таки прыгал от радости, когда Лейла приносила что-нибудь новенькое. Макс всегда вовлекал ее в игру. Обычно дети предпочитают управлять процессом и решать за всех, что им делать, но Макс всегда следил за тем, чтобы тетя попробовала что-то сама. — Улыбка медленно сползла с ее лица. — Он был по-настоящему счастливым ребенком.

Клара продолжала:

— Я бы хотела вернуться к одному пункту, который вы обсуждали с моим коллегой. Вы сказали, что любой родитель время от времени делает резкие замечания. Вы когда-нибудь слышали, чтобы мама Макса, Ясмин Саид, угрожала причинить сыну вред?

Дженнифер замерла.

— Ну… слышала, но, опять же, это была просто фигура речи.

— Что она сказала?

Дженнифер пожала плечами, будто речь шла про совсем обыденные вещи:

— Что-то вроде «да я его прибью», но… — Она заметила реакцию присяжных и твердо закончила: — Но это всегда было несерьезно.

— А как насчет Эндрю Андерсона, отца Макса? Вы слышали от него подобное?

— Время от времени.

— Что именно?

— Да то же самое. Положа руку на сердце, я постоянно слышу такие слова от всех родителей, с которыми работаю. Слыхала и фразы похуже.

— Вы со многими родителями работали?

— Я помогала пятнадцати семьям, так что в сумме получается около тридцати человек.

— И многие из них произносят подобные угрозы?

— Абсолютно все.

— Вы когда-нибудь боялись, что родители могут воплотить свои слова в жизнь?

— Нет, конечно!

— Таким образом, это просто здоровое выражение раздражения?

— Да, абсолютно.

Клара задумчиво кивнула.

— Вы упомянули, что, «строго говоря», Лейла ставила работу во главу угла. Значит ли это, что в особых ситуациях она могла отдавать приоритет другим вещам?

— Да.

— Например, когда присматривала за племянником?

— Да.

— И в этом случае на первом месте был именно Макс?

— Да.

— Спасибо, мисс Ли, — закончила Клара.

Лейла видела удовлетворение на лице адвоката, но сама она поникла духом к тому моменту, когда судья объявил перерыв. Она ощущала такую беспросветную тоску и безнадежность, какой не испытывала с того самого дня в июле. Лейлу обуревала необъяснимая тревога, которая не сводилась к простому набору причин: корень ее таился глубоко, гораздо глубже, чем совершенное руками Лейлы преступление или угроза тюрьмы. Темное, жутковатое чувство порождало зуд во всем теле. Хотелось скинуть пиджак, закатать рукава и намазать кожу каким-нибудь лосьоном или кремом. Вся одежда будто натирала и жала в самых неожиданных местах.

Лейла забилась в дальний уголок столовой. Клара имела обыкновение проверять состояние своей подзащитной в обеденный перерыв, но сейчас Лейле не хотелось говорить ни с ней, ни с кем-либо другим. Она механически жевала кусок сухого сандвича. Все, что пытался доказать Эдвард, — что она ставила работу превыше всего, что она холодная и непробиваемая, что угрожала придушить Макса, — все это было лишь аляповатой театральной постановкой. Никто не знал ее настоящую. Эти незнакомцы не понимали, как горячо она любила Макса и как глубоко переживает его потерю.

Лейла медленно расправлялась с обедом, погруженная в отчаяние, вздрагивая от каждого звука шагов. Перед самым началом заседания она прошмыгнула в уборную помыть руки; было бы замечательно ополоснуть и лицо, но она боялась испортить макияж.

Позади распахнулась дверь, и на пороге уборной замерла Ясмин. Сестры встретились взглядами в зеркале, и в эту секунду все звуки вокруг слились в оглушительный рокот водопада: шум сушилки для рук в соседней кабинке, стук капель воды из текущего крана, урчание старой батареи.

Лейла повернулась лицом к сестре. Ясмин казалась неестественно бледной и похудевшей.

— Привет, — мягко сказала Лейла. — Как ты?

Ясмин так и стояла в дверях, не решаясь на какой-либо шаг. Ей бы полагалась выплюнуть в лицо сестре что-нибудь злое, но она лишь коротко кивнула.

— Все хорошо. — Она скривилась, но взяла себя в руки. — А ты?

— Ох, ты знаешь, — ответила Лейла, стараясь, чтобы голос не сорвался. — Рада тебя видеть.

Было нелепо обмениваться формальными фразами после стольких лет шуток, драк, подколов и чистосердечных признаний, и Лейла неуютно поежилась.

— То, что Дженнифер там сказала про меня и Макса… Это несерьезно, я просто выпускала пар.

Ясмин кивнула.

— Все в порядке. Я… Я и похуже фразочки говорила.

Сушилка в соседней кабинке затихла, и воцарилась давящая пустота. Ясмин продолжила:

— Лейла, я не знала, — она взмахнула рукой у своего живота, — про беременности.

Лейла изо всех сил сохраняла спокойствие.

— Да ничего, — ответила она с горечью, не желая обсуждать эту тему. Только не здесь, не в жалкой общественной уборной с протекающим краном и облупленными стенами.

Ясмин сцепила руки.

— Я думала, что у тебя проблемы с зачатием и не знала, что ты не можешь выносить ребенка.

— Какая разница? — Фраза прозвучала горше, чем хотелось Лейле.

— Ой, ну прекрати, пожалуйста, — резко бросила младшая сестра. — Прекрати делать вид, будто всё в порядке. Ты потеряла четыре плода, Лейла. Это не то же самое, что неспособность забеременеть. — Ясмин прижала ладонь к своему животу. — Я через это прошла, Лейла. И знаю, каково это: гормоны, эмоции, стресс, токсикоз. И ты переносила все это в одиночестве?

— Я не хочу об этом говорить, — отчеканила Лейла с металлом в голосе.

— Конечно, не хочешь, — фыркнула Ясмин. — Чудо-женщина Лейла все проблемы решает сама.

Лейла хотела было ответить, но услышала шум за дверью. Она резко обернулась к зеркалу, боясь, что ее застанут вместе с сестрой, потом разгладила блузку и поправила выбившуюся прядь.

Славно было с тобой увидеться, — сказала она отражению Ясмин и, не дожидаясь ответа, вышла из уборной и зашагала к залу заседаний.

Доктор Роберт Морган чувствовал себя на свидетельской кафедре как дома. Он стоял прямо, расправив плечи и подавляя окружающих своим огромным ростом, и развязно жестикулировал. Его крепкая фигура с рельефными мышцами не содержала ни грамма жира. Лейла с удивлением глядела на его огромные ладони, гадая, как он способен проводить этими руками деликатные манипуляции, которых требовала его специальность.

— Можете звать меня Бо, — поприветствовал он обвинителя, осветив зал голливудской улыбкой.

— Бо, — с видимым дискомфортом повиновался Эдвард. Одинокий слог имени был слишком слащав для зала суда. — Можете для начала рассказать присутствующим, чем вы занимаетесь?

— Да, разумеется, — Бо обвел взглядом присяжных. — Я криминальный патологоанатом, работаю в связке с полицией или коронером и устанавливаю причину смерти в тех случаях, когда человек погиб неожиданно, при подозрительных обстоятельствах или от чужих рук. Я провожу вскрытие, а в случае необходимости также посещаю вместе с сотрудниками полиции место гибели и даю указания, как наилучшим образом осмотреть локацию предполагаемого преступления и убрать тело.

— Вы проводили вскрытие тела Макса Андерсона, верно?

— Да.

— Сколько вскрытий вы сделали за свою карьеру?

Бо в задумчивости выпятил губы.

— Думаю, больше десяти тысяч.

Эдвард удивленно поднял брови.

— Впечатляющее число.

Бо благосклонно кивнул в ответ.

— Хорошо, доктор. Бо, — поправил себя Форшелл. — Параметры, с которыми вы работаете, крайне запутаны для непосвященных, поэтому я хотел бы начать с простых школьных вопросов. Какова нормальная температура тела здорового человека?